— Бывают грязные тайны и хорошие, хоть и спрятанные, — улыбнулся Дэвид. — Вот знаете, что больше всего меня отталкивает в людях? Их лицемерие. Чем хороши животные? Ты не заставишь их быть ласковыми, если они не захотят, если ты им неприятен или у них есть какие-то сомнения на твой счет, тебя они будут обходить стороной или явно давать понять, что связываться с ними не стоит. Люди не такие, люди умеют лицемерить, называть тебя другом, вроде бы хорошо относиться, дарить подарки, улыбаться, делать вид, что как-то о тебе беспокоятся… А потом в один момент кинуть в лицо оскорбления, для которых нужны не просто повод, но и основания.
Он отпил огненного кофе из большой белой чашки и продолжил задумчиво:
— Я не переношу людей, которые, ощутив ущемление себя любимого в чем-то, начинают брехать на весь мир и в первую очередь на тех, кто рядом, на тех, кто, по их мнению, повинен во всех их бедах. В тоже время они забывают о реальной картине мира, есть только их беда и их обида. И это лишь единичный случай, но разве такой уж редкий? — Дэвид пожал плечами. — Я понимаю, что отношения между людьми нестабильны, что они от многого зависят, и бывают причины поменять свое отношение, разочароваться, обидеться. Но все перечисленное — это не повод оскорблять человека, вменять ему в вину чуть ли не крах всего человечества, обманывать его, а за собой не видеть и крошечного проступка.
— Вы… говорите о друзьях? — спросила Кайли.
— О друзьях тоже. Но вообще-то человечество целиком заслуживает оценки. Я не привык называть кого-то малознакомого другом, это еще нужно заслужить. Я должен узнать человека, понять, принять его, полюбить. После этого я никогда, даже если доведется с человеком расстаться, не опущусь до оскорблений и обвинений. Просто расставание, для которого были причины. Грош цена тем людям, которые кидаются словом «друг» и так же быстро теряют друзей, как и приобретают. Для меня уважение к человеку — это определяющий фактор в отношениях, и если кто-то утратил мое доверие и уважение, то это навсегда. Вы не против, что я так много говорю о личном? Обычно не принято загружать этим коллег.
— Нет-нет. — Кайли подумала, что Дэвид нетипичный американец, нарушающий границы личного пространства (по больше части своего) с удивительной беспечностью.
— Я очень не люблю ошибаться в людях. — Дэвид смотрел прямо в глаза Кайли. — Но это все- таки случается. И каждый раз это тяжело, потому что человеку, которому верил и доверял, ты отдавал что-то от себя, от своей жизни: время, силы, слова, мысли — все это имеет цену, хотя кто-то так и не считает. Впрочем, из всего следует извлекать пользу, имя которой жизненный опыт, и каждый раз я говорю себе, что впредь буду умнее. И пока я больше не ошибался, чем сожалел.
— Хороших людей больше, чем плохих?
— Разумеется. Ну а вы?
— Я… я плохо схожусь с людьми. У меня совсем мало друзей. И, к счастью, миновало предательство.
Кайли на миг задумалась, стоит ли воспринимать ее теперешние деловые отношения с Джоном как предательство тех светлых идеалов дружбы, что раньше казались незыблемыми.
— Многие вообще об этом не задумываются, — сказала она.
— Они вечно торопятся на работу, — заговорил Дэвид странным голосом, похожим на тон профессионального рассказчика. — Я видел их тысячи, с завтраком в кармане, они бегут как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, в страхе, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая вдело; потом торопятся домой, боясь опоздать к обеду; вечером сидят дома, опасаясь ходить по глухим улицам; спят с женами, на которых женились не по любви, а потому что у тех были деньжонки и они надеялись обеспечить свое жалкое существование. Жизнь их застрахована от несчастных случаев. А по воскресеньям они боятся погубить свою душу. Как будто ад создан для кроликов!.. — И, поймав удивленный взгляд Кайли, хмыкнул: — Не узнали? Герберт Уэллс.
— Вы цитируете Уэллса по памяти?
— В детстве я обожал его книги. А память в юные годы лучше, чем теперь. И меня не устает восхищать то, каким прозорливым он оказался. Тот отрывок, что я только что пересказал, был написан в самом конце девятнадцатого века. О нас, о современных людях. И, черт возьми, старик Уэллс попал в яблочко! Как Робин Гуд. Или кто там палил по яблокам — Вильгельм Телль?..
Они вышли из ресторана только через два часа — заговорились, и Кайли забыла о времени. Она позвонила матери, чтобы та не волновалась, и согласилась все-таки, чтобы Дэвид ее подвез.
Всю дорогу они говорили о каких-то отвлеченных, не связанных с работой вещах, и к тому времени, когда Дэвид доставил Кайли к дому, она чувствовала себя так, будто выпила слишком много шампанского. Она давно так долго и откровенно не разговаривала. С тех пор, как уехала Ширли…
— Я пригласила бы вас выпить чаю, но мама ложится рано.
— Ничего, все в порядке. — Дэвид, к полному смущению Кайли, взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. — Спасибо вам за приятный вечер. Мы еще слишком мало знаем друг друга, чтобы зваться друзьями, но статус добрых знакомых уже заслужили… Как вы считаете?
— Похоже, что да! — засмеялась Кайли.
— В таком случае, до завтра.
Когда Кайли вошла в дом, мать встретила ее в прихожей.
— Тебя снова привез твой начальник?
— Да. Он пригласил меня после работы в кафе. Мы… разговаривали.
— А это опасно? — Глэдис ехидно улыбнулась. — Или не очень?
Такая у них с дочкой раньше была игра: при очередном увлечении Кайли мать спрашивала — опасно? То есть серьезно ли? И Кайли обычно отвечала — нет, не опасно.