Эдельвейс моргнул, ткнулся носом в Дэвида, который немедля подсунул любимцу что-то еще из карманных запасов.
— Действительно, он хороший.
— Я же сразу это поведал. Вам следует больше мне доверять, Кайли.
— Мы с вами пока не слишком хорошо знакомы. Я научусь.
Дэвид бросил на нее внимательный взгляд, но ничего не сказал.
Они еще немного погладили и покормили Эдельвейса, потом пошли обратно. Солнце садилось, тени удлинялись, становились вытянутыми и ломкими.
— Здесь так хорошо, — сказала Кайли.
— Да. Я рад, что вам понравилось.
— Как это может не понравиться?
— Значит, приедете еще.
— Может быть.
Ей не хотелось говорить ему, что совесть, скорее всего, не позволит.
На следующее утро Дэвид, как и обещал, отвез Кайли обратно в Нью-Йорк. Позади остался дом, который почему-то назывался ранчо, и удивительный вечер в обществе семьи Элсонов, и тихая ночь в комнате, когда за окном не улица, а лес. Кайли чувствовала себя отдохнувшей и вместе с тем подавленной. Все это начинало ее сильно угнетать, а ведь она даже не приступила толком к тому делу, которого хотел Джон.
Кайли уговаривала себя: ну и что, ну и пусть, не думай об этом. Это чужие люди, пусть неплохие, но чужие. Ты ничем им не обязана. Один день в обществе семьи Дэвида? Это была работа. Такие обязанности. Ты просто расскажешь Джону то, что он хочет знать, и получишь свои деньги, и возможно, удастся сделать маме платную операцию.
Дэвид что-то рассказывал по дороге; Кайли слушала вполуха. Снова звучали арии из мюзиклов, стелилась под колеса дорога, и Нью-Йорк встал из-за холмов призрачными башнями, словно сказочный город.
Распрощавшись с Элсоном (по-хорошему, следовало бы пригласить его выпить кофе, в качестве ответной любезности, однако мать расстроится, если Кайли так поступит без предупреждения), она направилась домой. Там поприветствовала мамину подругу, поболтала о том о сем, а затем, рассердившись на себя и справедливо полагая, что чем раньше сделаешь неприятную вещь, тем меньше она будет тебя мучить, позвонила Джону.
Они встретились в китайской закусочной через два квартала. Узкоглазый повар жарил на громадной сковороде что-то неприлично скворчавшее, улыбчивые официантки разносили тарелки, нежно порхали деревянные палочки. Джон и Кайли устроились за столиком в нише, где их никто не потревожит, и сделали заказ. Пока официантка стояла рядом, оба старательно улыбались; стоило той отойти, как улыбки стекли с лиц, словно акварельные краски с детской картинки, попавшей под дождь.
— Ну? — спросил Джон нетерпеливо и жадно.
— Вчера мистер Элсон рассказал мне об одной готовящейся сделке, — с трудом начала Кайли. — Компания «Брэдли Инкорпорейтед», с ней сейчас начинаются переговоры о крупных поставках. Мы готовим документы. Личной встречи пока не было, она запланирована на понедельник.
— Так-так! — Джон откинулся на спинку диванчика и побарабанил пальцами по столу — сухая, почти неслышная дробь. — Значит, «Брэдли Инкорпорейтед». Большая рыба. И Элсон хочет подцепить ее на крючок!
— Это пока все, что я знаю.
— Но ты ведь отправляла какие-то письма?
Кайли сглотнула.
Да.
— Вышлешь мне копии.
— Джон…
— Что? — Он прищурился. — Что ты так на меня смотришь?
— Это нечестно. Некрасиво. Гнусно.
— Я знаю, но спасибо, что напомнила.
— Неужели я всю жизнь общалась с совсем другим человеком? — задумчиво произнесла Кайли.
Джон поморщился.
— Ну ради бога, не надо драмы! Что за похоронный тон! Я обещал тебе хорошую работу — и она у тебя есть. Я лично подкину тебе денег за услугу. Что тебя не устраивает?
— Ты мог бы подкинуть мне денег просто так. — Кайли сглотнула. — Как друг.
Она никогда, никогда в жизни ни у кого ничего не выпрашивала. И очень редко просила. Для Кайли такое было трудно. Она никогда не полагала, что мир ей по жизни должен, но временами проскальзывала мысль: Джон ведь мог бы помочь хоть чем-нибудь. Он ведь знал. Он все время знал.
Ходжез поморщился снова.
— Я не печатаю деньги. У меня полно своих нужд. И к тому же ты часто говорила, что со всем справишься сама. Разве я должен был мешать тебе справляться? Или ты хочешь теперь обвинить меня в том, что я был недостаточно внимателен? — Его голос потек сладким сиропом. — Кайли, ты ведь гордая. А я всегда уважал чужую гордость. Неужели ты хотела бы, чтобы я тебя не уважал?
Джон всегда умел красиво говорить, беспомощно подумала она. Красиво, гладко и очень убедительно. Он знал, на что ловить людей. Отличный менеджер, отличный друг. Да она ему всю жизнь доверяла — конечно, не все рассказывала, но очень многое. У Кайли не было грандиозных тайн, которые можно продать за миллионы. Зато теперь она повязана с Джоном узами гораздо более прочными, чем прежде, — и эти узы грозят порвать ту дружескую связь между ними, которая прежде ощущалась как сама собой разумеющаяся.
Горько это осознавать, горько и противно, как будто надкусила пирожок, а начинка в нем тухлая.
Может быть, не настолько тухлая?
— А никак нельзя действовать законными способами? Найти самому хорошего поставщика или продать побольше техники? — Кайли закинула удочку.
— Ну что ты говоришь? Когда «Лаванда» наступает нам на пятки? — Джон фыркнул. — Они уже не раз и не два перебегали нам дорожку. Такое ощущение, будто пакостят специально. Или… — Тут он сощурился, внимательно глядя на Кайли. — Или тебе понравился Дэвид Элсон?
— Как начальник он весьма неплох, — признала она.